It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
Пока фикбук в коме
УПГ. Глава 2222
Перед своим уходом Джеймс взял с него обещание.
– Будь здесь, когда я вернусь.
Рука Освальда детским жестом была поднесена ко рту – он старался убрать заусеницу на безымянном пальце. Он игнорировал нетерпеливый тон Джима.
Его беспокоила земля, прилипшая к подошвам его туфель. Освальд ощутил острую брезгливость, опуская ступню в прохладную грубую колодку. Земля с заднего двора. Земля, по которой он гулял бок о бок с матерью. Освальд был влюблен в это время. Почва мягкая, от опавшей листвы прелый запах, под пальцами матери покачиваются высохшие стебли цветов. У него был особый цвет – у такого вечера. И особый привкус. Теперь земля его дома была просто грязью.
Впервые он остался наедине с отцом на третий год своего рождения. Это были не натянутые тридцать минут, пока мама отлучилась в бакалейную лавку, нет. Это были три недели и пять дней – миссис Кобблпот «отдыхала от домашней суеты». Так ему сказали. Не самые приятные слова для ребенка.
Три недели и пять дней – и ни один прием ванной не заканчивался мирно. Вода была горячей, вода была холодной. Ее было мало, или она выливалась за края. Было и мыло, попадавшее в глаза, и колючая мочалка.
– Мама скоро вернется, – говорил отец заплаканному Освальду. – Почему ты кричишь, я ведь тоже тебя люблю?
Старик не умел держать лицо и не стремился к затяжным баталиям. Он всегда сдавался первым. Он пытался быть добрым.
Прошло несколько лет, а отец все так же виновато улыбался, глядя на учиненный им погром. Но никогда не извинялся.
В гневном пылу называл сына капризным, брезгливым, омерзительным – а на утро дела вид, что ничего не было.
Положив руку на сердце, Освальд мог признать, что его отец представлял собой все то, что он презирал в людях. Слабохарактерность и доверчивость. Но сейчас, пытаясь собраться с мыслями и настроиться на дальнейший путь, Освальд вспомнил его лицо и его голос, и, как ни странно, это придавало ему решимости. Из дома он забрал его портфель, куда переложил свои нехитрые пожитки. Большего ему не требовалось. Было достаточно взглянуть в зеркало: они были так похожи.
Освальд завязал шнурки идеальными узлами и поднялся на ноги. Бросил взгляд на кровать и так быстро отвел глаза, что она показалась ему снежной равниной в миниатюре. Только вспышка белого.
Его тень на стене была сгорбленной. Освальд попытался опустить плечи, сбросить фантомный вес со спины. Что еще он мог сделать, прежде чем его ладонь коснется дверной ручки?
Что еще? Хоть что-то.
Его не травмировало опустошение. За эти несколько лет оно стало чем-то обыденным, как першение в горле, или аллергический зуд. Беспокоил запах. Запах Джеймса на его коже, который так и не удалось смыть. Освальд опустил нос на сгиб своего локтя, но быстро очнулся, устыдившись. Будто кто-то мог увидеть. Никто не увидит, пока он здесь. И ничто не измениться, если он останется.
Он вышел в коридор, спустился по узкой лестнице в холл. Ступеньки были деревянными, стертыми тысячами шагов. Освальд сбежал вниз легко, звонко. Управляющий поднял голову, встретив его цепким взглядом.
Освальд попросил конверт и бумагу.
На тумбе бормотал телевизор: документальный фильм о животных. Освальд закончил последнюю строчку под эпизод про орла, самого терпеливого хищника на земле.
– Это все? – спросил мужчина, забрав письмо.
«Он способен часами выслеживать свою жертву».
– Да, это все.
***
– Знаешь правило Готэма? – спросила Сара Эссен, глотая горячий кофе. – Делай что хочешь, но не дай себя уничтожить.
Город оживал после тревожной ночи. Звон монет, шелест газетных страниц. Люди хотели знать, какое название получила прошедшая ночь, чтобы зайдя в родную контору, хлопнуть коллегу по плечу и похвастаться очередной пройденной битвой. Чтобы рассказать своим внукам: «Однажды ваш дедушка пережил Великую Черную Ночь. Слышали о такой? Она случилась как раз между Опустошающим Вечером и Утром Безнадежности».
Сара украдкой оглядывалась и старательно избегала взглядов Джима и Харви, устроившегося на заднем сидении собственной машины. Буллок был мрачен и даже не пытался скрыть свое недовольство столь ранней встречей. Еще вчера он совершил большую ошибку – он ввязался в конфликт, он пошел против директора, ему удалось избежать последствий, но надолго ли? При молчаливом согласии Дэнта, прикрывшего ему спину, при содействии Франсис и еще парочки лояльных к Кобблпоту ребят он, нарушив десяток правил колледжа, проник в кабинет директора, отвлеченного фальшивой пожарной тревогой. Теперь в кармане Буллока было то, что так хотел Гордон – была зацепка. И он ежеминутно проклинал себя за инициативность.
– Я знаю, – сказал Джим, пытаясь не обращать внимания на надоедливый звон в ушах. Через улицу рабочие устанавливали рекламную растяжку. Забивали опоры в углубления. Ритмичные удары. Звук напомнил Джиму тиканье метронома. Перед ним возникло лицо Освальда, и он сморгнул ведение, будто избавился от пылинки, попавшей в глаз.
– Ты должен меня понять, я не могу открыто интересоваться делом Аркхема.
– Но?
– Но единственный закон, в котором я еще не разочаровалась на службе – это «не бросай своих».
– В точку, – недовольно отозвался Буллок.
Джим проигнорировал его тон.
Освальд остался в номере, и с каждой минутой Джим беспокоился о нем все сильнее. Перед его уходом они едва обменялись парой фраз – вымотанные физически и эмоционально.
Глупая мысль пришла в голову: он ведь тоже ничего ему не приготовил на приближающееся Рождество. Джим не был уверен, что у них тот тип отношений, когда следует обмениваться подарками. Они и так давали друг другу слишком много. Хорошего и плохого.
Если люди Фальконе схватят его сейчас в нескольких шагах от разгадки, Освальд в нем разочаруется. Услышит эту новость и, прикрыв глаза, вздохнет. «Как я мог так ошибаться? Он должен был выбраться. Должен был справиться со всеми моими кошмарами».
Боже, всего одна ночь, а он уже превращается в напуганного сентиментального придурка.
– Так что вы раскопали? – Он поторопил друзей, пытаясь успокоиться.
– Из нас вышла неплохая команда, – осклабился Харви.
– Но методы я не одобряю, – вставила замечание Сара. – Аркхем действительно был образцовым жителем Готэма. Его дела пошли в гору, когда он занялся благотворительностью, закрыл позитивным образом ту тень кошмара, что нависла над его фамилией, и с тех пор стал частым гостем на званых вечерах. Ты просил узнать про последние шесть лет? У него было довольно много странных пациентов. По словам его помощницы, он часто наведывался в детские дома или беседовал с бывшими заключенными из воспитательных колоний – писал научный труд. Те дети – они, и правда, были травмированы. Не выдуманные стрессы богатеньких чудил, с которыми Аркхем обычно сталкивался, а серьезные психологические проблемы. Так или иначе, каждый из них был вовлечен в серьезное преступление. Виновник, жертва, или свидетель. Работу Аркхем так и не опубликовал. Помощница сказала, что это был тяжелый для них период. Она постоянно волновалась, что кто-то из таких детей сорвется, она просила доктора не приводить их в свой кабинет. Все обошлось, и скоро эксперимент прекратился, Аркхем вернулся к своей обычной клиентуре. Но никто не даст нам имен.
– Хорошо. – Джим сглотнул, дернул плечом. – Ты все равно помогла. Я благодарен.
– Переходи к самому крутому, – попросил Харви, доставая добытую зацепку. Ей был обрывок рекламного буклета, Харви не спешил передавать его Джиму и ждал продолжения.
– Вчера в городе был кошмар, – пожаловалась Сара. – Много грабежей, несколько потасовок, перестрелок. И…
– И одна из них случилась в чайна-тауне, – перебил ее Харви.
– На центр «Багуа» было совершено нападение, – сухо пояснила Сара, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида. – Пострадавших нет, но патрульным пришлось попотеть. Местные – народ трудный, сам понимаешь. Держатся только своих. На контакт с полицией не идут. Напавшие искали девушку, которая там работала, а когда им отказались помогать – устроили погром. Девушке повезло уйти за день до нападения. До этого она проработала тренером около двух лет, вела несколько групп. Ребята даже брали награды на соревнованиях.
– Не понимаю, – нахмурился Джим.
Харви протянул ему буклет, с таким видом, словно выбрасывал на покерный стол выигрышную карту.
На обрывке буклета остался только символ. Восемь скрещенных рук.
– Эта хрень была на столе Фальконе. Тот же символ, что и на вывеске центра. Если директор ищет Питера, то…
– То он почти его нашел. Ее. – Сара деловито сверилась со своим рабочим блокнотом. – Зовут Сандра Ву-Сан, шесть лет назад она была пациенткой в реабилитационном центре, который среди прочих навещал Аркхем. Ее случай мы обсуждали в академии: жертва похищения. Физического и эмоционального насилия. Джим? Что так смотришь? Не думал, что ищешь девушку?
– Признаю, не думал.
– Может она и не Питер, но знает его, – буркнул Харви.
– Шовинисты, – беззлобно бросила Сара. – Если решишь найти ее, Джим, то будь осторожен. Чтобы выжить, ей пришлось пойти на крайние меры. Когда молодые девушки сражаются за свою свободу – это принимают в штыки.
Харви курил недалеко от машины, оставив Саре возможность как следует встряхнуть Гордона, но Эссен не спешила. Она молчала больше минуты, пустым взглядом рассматривая безлюдную улицу, скрытую утренним туманом.
– Что мне сказать твоей матери, ели с тобой что-то случится? – наконец спросила она.
Джим дорожил компанией Сары. В младшей школе мальчишки завидовали его знакомству с такой яркой и умной девушкой, да еще и старшеклассницей. Она перестала заходить в гости на вечер, когда Роджеру стукнуло тринадцать, и, несмотря на свой раздолбайский вид, он мог сам присматривать за младшим братом. Но Сара всегда была и будет частью их семьи, Джим знал это.
Именно поэтому он мог ничего не говорить – она поймет сама. Единственное, что потребовало его усилий – сдержать раздражение.
– Знаешь, я всегда думала, то тем, кто накосячит, будет Роджер, – вздохнула Сара.
Харви, встретив его на тротуаре, протянул пачку сигарет.
– Ну что? – спросил он. – Как там у вас?
«У вас» – это у него и Освальда.
– Могу поработать гадалкой, и предсказать, что если ты выберешься живым, то скоро мы с тобой отправимся напиваться. Я за компанию, а ты с горя, бойскаут.
Джим затянулся и выдохнул дым, стараясь не думать о том, что он уже начинает скучать.
Освальд.
Освальд Кобблпот.
Господи, не дай ему влюбиться в этого проблемного идиота.
– Мне пора в колледж. Сегодня объявят результаты экзаменов. – Харви вырвал его из воспоминаний о раннем утре, хлопнув по плечу. – Кстати, спасибо за тачку.
– Да, насчет этого… – осторожно начал Джим.
– Оплатишь ремонт. И дважды пройдешь полиролью, – грозно потребовал Харви, а потом смягчившись добавил. – Я рад, что ты жив, изворотливая ты задница.
***
– Освальд! – Джим открыл дверь номера. – Ты уже…
Он запнулся и негромко закончил:
– Собрался.
Номер был пуст. Пуст, как все прежние комнаты, в которых он жил. Было здорово вернуться с новостями, с мыслью о том, что тебя встретят, но лучше бы он перестал забывать, с кем связался.
Поборов приступ тошноты, Джим прошел в ванную. На всякий случай, и, конечно же, там никого не оказалось.
– Твою же мать, Освальд, – выдохнул он, потирая лоб.
Ушел, и не просто ушел, но как выяснилось: прихватил с собой «беретту».
Джим аккуратно опустился на кровать, тщательно контролируя каждое свое движение. Он пытался не задохнуться от злости и обиды и злости, но выходило плохо.
Сколько он так просидел, разглядывая голые стены?
Когда он спустился вниз, владелец мотеля поманил его рукой.
– Твой дружок оставил послание. – Он потянулся к стопке писем и извлек конверт. Джим обнаружил внутри сложенную вдвое записку. Он отвернулся прочь от чужого взгляда, у него не было ни малейшего желания читать письмо. Захотелось скомкать его, разорвать, поджечь.
«Джеймс, мой дорогой друг, – писал Освальд, – я слишком далеко зашел, чтобы остановиться. Знаю, ты хотел пройти через наши злоключения вместе. Я и сам не мог бы желать большего. Сейчас больше всего на свете я жалею, что втянул тебя в мою авантюру. Но незаконченное дело требует решительных мер, и остается только надеяться, что ты не возненавидишь меня – не знаю, смогу ли жить с этим. Оставить то, над чем так упорно работал, я не в силах. Пожалуйста, пойми меня.
С искренней любовью и надеждой на новую встречу
Освальд Кобблпот».
Джим скомкал записку в кулаке.
С искренней. С любовью.
Это уже чересчур.
Джим решил, что убьет его при следующей встрече, и начал придумывать способы. Он остро ощущал необходимость поддержки. Возможности опереться на чужое мнение. А если откровенно – то шанса снять с себя ответственность.
У Освальда был собственный план, и если его разгадать, все кусочки мозаики встанут на место. У Освальда была жажда мести и возвышения. Был пистолет. А Джим запоздало понял, что даже выедающая внутренности пустота была ухвачена им случайно. Прицепилась к нему только потому, что он оказался поблизости от источника. Он покинул мотель. Попытался сбежать. Заметил что бежит, только когда дорога круто ушла вниз, и он едва не полетел на асфальт.
Центр «Багуа» было легко узнать по рекламной вывеске. Тот же круг из восьми держащихся друг за другом ладоней. В детстве Джим, как и многие мальчишки, был помешан на фильмах о кунг-фу. Техника багуачжан основывалась на постоянном круговом движении, бой был индивидуален, мечи длиннее. Джим всегда завидовал восточным мастерам, но сейчас, из-за угла наблюдая за дверью, перетянутой желтой лентой, он мог думать только об одном:
Следят ли люди Фальконе за центром?
Магазинчики чайна-тауна торговали традиционными петардами и шуршащими масками. С многочисленных витрин на Джима таращились бумажные морды расписных драконов. Квартал был куда оживленнее прочих улиц Готэма. Рядом с Джимом трудолюбивый старик мел улицу около своей сувенирной лавки, мешаясь под ногами прохожих. Чудь дальше девушка выставляла на прилавке череду красных конвертов – в этот раз китайский новый год начнется на три дня раньше обычного.
Нельзя просто стоять и ждать.
Старик, метущий улицу, подобрался ближе. Джим был на его пути, и китаец заворчал что-то оскорбительное. Можно было попытаться расспросить его, но Джим боялся привлечь лишнее внимание. Он поспешно отошел в сторону, разрываясь между стремлением немедленно действовать и желанием скрыться от чужих глаз.
Здравствуй, паранойя.
Руки в карманах сами собой сжались в кулаки.
Старик с метлой встретился взглядом с Джимом и вдруг подмигнул. Сморщенную щеку украшал свежий порез. Словно совсем недавно кто-то приставил нож к его лицу.
– Гордон? Пошли, – сказал он с сильным акцентом.
Неужели?
Ад, видимо, замерз, если ему начинает везти.
Китаец завел его в подворотню, толкнул дверь за мусорными баками, спугнув несколько кошек. Вдвоем они прошли через подсобку закусочной. Люди внутри не удостоили их вниманием, плиты шипели жиром, в котлах кипела вода.
– Не отставай, – приказал старик, когда Джим замешкался, столкнувшись с нагруженным посудомойщиком.
Лабиринт был нескончаем. Запахи сменялись с каждым новым помещением. Кислые и сладкие, едкие и терпкие. Проходы были тесными, и часто по ним спешили занятые работники.
– Послушайте, – не выдержал Джим, – куда вы…
Следующую дверь перед ним распахнули изнутри. Его рот раскрылся от удивления, его глаза расширились, узнавая приветствующего. Он вполне был уверен, что это какой-то фокус, розыгрыш, и он ждал, что в лицо его полетит горсть конфетти.
– Ты, – выдохнул он.
– Я, – улыбнулась Викки. – Жива и здорова. Не стой столбом, заходи.
УПГ. Глава 2222
Перед своим уходом Джеймс взял с него обещание.
– Будь здесь, когда я вернусь.
Рука Освальда детским жестом была поднесена ко рту – он старался убрать заусеницу на безымянном пальце. Он игнорировал нетерпеливый тон Джима.
Его беспокоила земля, прилипшая к подошвам его туфель. Освальд ощутил острую брезгливость, опуская ступню в прохладную грубую колодку. Земля с заднего двора. Земля, по которой он гулял бок о бок с матерью. Освальд был влюблен в это время. Почва мягкая, от опавшей листвы прелый запах, под пальцами матери покачиваются высохшие стебли цветов. У него был особый цвет – у такого вечера. И особый привкус. Теперь земля его дома была просто грязью.
Впервые он остался наедине с отцом на третий год своего рождения. Это были не натянутые тридцать минут, пока мама отлучилась в бакалейную лавку, нет. Это были три недели и пять дней – миссис Кобблпот «отдыхала от домашней суеты». Так ему сказали. Не самые приятные слова для ребенка.
Три недели и пять дней – и ни один прием ванной не заканчивался мирно. Вода была горячей, вода была холодной. Ее было мало, или она выливалась за края. Было и мыло, попадавшее в глаза, и колючая мочалка.
– Мама скоро вернется, – говорил отец заплаканному Освальду. – Почему ты кричишь, я ведь тоже тебя люблю?
Старик не умел держать лицо и не стремился к затяжным баталиям. Он всегда сдавался первым. Он пытался быть добрым.
Прошло несколько лет, а отец все так же виновато улыбался, глядя на учиненный им погром. Но никогда не извинялся.
В гневном пылу называл сына капризным, брезгливым, омерзительным – а на утро дела вид, что ничего не было.
Положив руку на сердце, Освальд мог признать, что его отец представлял собой все то, что он презирал в людях. Слабохарактерность и доверчивость. Но сейчас, пытаясь собраться с мыслями и настроиться на дальнейший путь, Освальд вспомнил его лицо и его голос, и, как ни странно, это придавало ему решимости. Из дома он забрал его портфель, куда переложил свои нехитрые пожитки. Большего ему не требовалось. Было достаточно взглянуть в зеркало: они были так похожи.
Освальд завязал шнурки идеальными узлами и поднялся на ноги. Бросил взгляд на кровать и так быстро отвел глаза, что она показалась ему снежной равниной в миниатюре. Только вспышка белого.
Его тень на стене была сгорбленной. Освальд попытался опустить плечи, сбросить фантомный вес со спины. Что еще он мог сделать, прежде чем его ладонь коснется дверной ручки?
Что еще? Хоть что-то.
Его не травмировало опустошение. За эти несколько лет оно стало чем-то обыденным, как першение в горле, или аллергический зуд. Беспокоил запах. Запах Джеймса на его коже, который так и не удалось смыть. Освальд опустил нос на сгиб своего локтя, но быстро очнулся, устыдившись. Будто кто-то мог увидеть. Никто не увидит, пока он здесь. И ничто не измениться, если он останется.
Он вышел в коридор, спустился по узкой лестнице в холл. Ступеньки были деревянными, стертыми тысячами шагов. Освальд сбежал вниз легко, звонко. Управляющий поднял голову, встретив его цепким взглядом.
Освальд попросил конверт и бумагу.
На тумбе бормотал телевизор: документальный фильм о животных. Освальд закончил последнюю строчку под эпизод про орла, самого терпеливого хищника на земле.
– Это все? – спросил мужчина, забрав письмо.
«Он способен часами выслеживать свою жертву».
– Да, это все.
***
– Знаешь правило Готэма? – спросила Сара Эссен, глотая горячий кофе. – Делай что хочешь, но не дай себя уничтожить.
Город оживал после тревожной ночи. Звон монет, шелест газетных страниц. Люди хотели знать, какое название получила прошедшая ночь, чтобы зайдя в родную контору, хлопнуть коллегу по плечу и похвастаться очередной пройденной битвой. Чтобы рассказать своим внукам: «Однажды ваш дедушка пережил Великую Черную Ночь. Слышали о такой? Она случилась как раз между Опустошающим Вечером и Утром Безнадежности».
Сара украдкой оглядывалась и старательно избегала взглядов Джима и Харви, устроившегося на заднем сидении собственной машины. Буллок был мрачен и даже не пытался скрыть свое недовольство столь ранней встречей. Еще вчера он совершил большую ошибку – он ввязался в конфликт, он пошел против директора, ему удалось избежать последствий, но надолго ли? При молчаливом согласии Дэнта, прикрывшего ему спину, при содействии Франсис и еще парочки лояльных к Кобблпоту ребят он, нарушив десяток правил колледжа, проник в кабинет директора, отвлеченного фальшивой пожарной тревогой. Теперь в кармане Буллока было то, что так хотел Гордон – была зацепка. И он ежеминутно проклинал себя за инициативность.
– Я знаю, – сказал Джим, пытаясь не обращать внимания на надоедливый звон в ушах. Через улицу рабочие устанавливали рекламную растяжку. Забивали опоры в углубления. Ритмичные удары. Звук напомнил Джиму тиканье метронома. Перед ним возникло лицо Освальда, и он сморгнул ведение, будто избавился от пылинки, попавшей в глаз.
– Ты должен меня понять, я не могу открыто интересоваться делом Аркхема.
– Но?
– Но единственный закон, в котором я еще не разочаровалась на службе – это «не бросай своих».
– В точку, – недовольно отозвался Буллок.
Джим проигнорировал его тон.
Освальд остался в номере, и с каждой минутой Джим беспокоился о нем все сильнее. Перед его уходом они едва обменялись парой фраз – вымотанные физически и эмоционально.
Глупая мысль пришла в голову: он ведь тоже ничего ему не приготовил на приближающееся Рождество. Джим не был уверен, что у них тот тип отношений, когда следует обмениваться подарками. Они и так давали друг другу слишком много. Хорошего и плохого.
Если люди Фальконе схватят его сейчас в нескольких шагах от разгадки, Освальд в нем разочаруется. Услышит эту новость и, прикрыв глаза, вздохнет. «Как я мог так ошибаться? Он должен был выбраться. Должен был справиться со всеми моими кошмарами».
Боже, всего одна ночь, а он уже превращается в напуганного сентиментального придурка.
– Так что вы раскопали? – Он поторопил друзей, пытаясь успокоиться.
– Из нас вышла неплохая команда, – осклабился Харви.
– Но методы я не одобряю, – вставила замечание Сара. – Аркхем действительно был образцовым жителем Готэма. Его дела пошли в гору, когда он занялся благотворительностью, закрыл позитивным образом ту тень кошмара, что нависла над его фамилией, и с тех пор стал частым гостем на званых вечерах. Ты просил узнать про последние шесть лет? У него было довольно много странных пациентов. По словам его помощницы, он часто наведывался в детские дома или беседовал с бывшими заключенными из воспитательных колоний – писал научный труд. Те дети – они, и правда, были травмированы. Не выдуманные стрессы богатеньких чудил, с которыми Аркхем обычно сталкивался, а серьезные психологические проблемы. Так или иначе, каждый из них был вовлечен в серьезное преступление. Виновник, жертва, или свидетель. Работу Аркхем так и не опубликовал. Помощница сказала, что это был тяжелый для них период. Она постоянно волновалась, что кто-то из таких детей сорвется, она просила доктора не приводить их в свой кабинет. Все обошлось, и скоро эксперимент прекратился, Аркхем вернулся к своей обычной клиентуре. Но никто не даст нам имен.
– Хорошо. – Джим сглотнул, дернул плечом. – Ты все равно помогла. Я благодарен.
– Переходи к самому крутому, – попросил Харви, доставая добытую зацепку. Ей был обрывок рекламного буклета, Харви не спешил передавать его Джиму и ждал продолжения.
– Вчера в городе был кошмар, – пожаловалась Сара. – Много грабежей, несколько потасовок, перестрелок. И…
– И одна из них случилась в чайна-тауне, – перебил ее Харви.
– На центр «Багуа» было совершено нападение, – сухо пояснила Сара, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида. – Пострадавших нет, но патрульным пришлось попотеть. Местные – народ трудный, сам понимаешь. Держатся только своих. На контакт с полицией не идут. Напавшие искали девушку, которая там работала, а когда им отказались помогать – устроили погром. Девушке повезло уйти за день до нападения. До этого она проработала тренером около двух лет, вела несколько групп. Ребята даже брали награды на соревнованиях.
– Не понимаю, – нахмурился Джим.
Харви протянул ему буклет, с таким видом, словно выбрасывал на покерный стол выигрышную карту.
На обрывке буклета остался только символ. Восемь скрещенных рук.
– Эта хрень была на столе Фальконе. Тот же символ, что и на вывеске центра. Если директор ищет Питера, то…
– То он почти его нашел. Ее. – Сара деловито сверилась со своим рабочим блокнотом. – Зовут Сандра Ву-Сан, шесть лет назад она была пациенткой в реабилитационном центре, который среди прочих навещал Аркхем. Ее случай мы обсуждали в академии: жертва похищения. Физического и эмоционального насилия. Джим? Что так смотришь? Не думал, что ищешь девушку?
– Признаю, не думал.
– Может она и не Питер, но знает его, – буркнул Харви.
– Шовинисты, – беззлобно бросила Сара. – Если решишь найти ее, Джим, то будь осторожен. Чтобы выжить, ей пришлось пойти на крайние меры. Когда молодые девушки сражаются за свою свободу – это принимают в штыки.
Харви курил недалеко от машины, оставив Саре возможность как следует встряхнуть Гордона, но Эссен не спешила. Она молчала больше минуты, пустым взглядом рассматривая безлюдную улицу, скрытую утренним туманом.
– Что мне сказать твоей матери, ели с тобой что-то случится? – наконец спросила она.
Джим дорожил компанией Сары. В младшей школе мальчишки завидовали его знакомству с такой яркой и умной девушкой, да еще и старшеклассницей. Она перестала заходить в гости на вечер, когда Роджеру стукнуло тринадцать, и, несмотря на свой раздолбайский вид, он мог сам присматривать за младшим братом. Но Сара всегда была и будет частью их семьи, Джим знал это.
Именно поэтому он мог ничего не говорить – она поймет сама. Единственное, что потребовало его усилий – сдержать раздражение.
– Знаешь, я всегда думала, то тем, кто накосячит, будет Роджер, – вздохнула Сара.
Харви, встретив его на тротуаре, протянул пачку сигарет.
– Ну что? – спросил он. – Как там у вас?
«У вас» – это у него и Освальда.
– Могу поработать гадалкой, и предсказать, что если ты выберешься живым, то скоро мы с тобой отправимся напиваться. Я за компанию, а ты с горя, бойскаут.
Джим затянулся и выдохнул дым, стараясь не думать о том, что он уже начинает скучать.
Освальд.
Освальд Кобблпот.
Господи, не дай ему влюбиться в этого проблемного идиота.
– Мне пора в колледж. Сегодня объявят результаты экзаменов. – Харви вырвал его из воспоминаний о раннем утре, хлопнув по плечу. – Кстати, спасибо за тачку.
– Да, насчет этого… – осторожно начал Джим.
– Оплатишь ремонт. И дважды пройдешь полиролью, – грозно потребовал Харви, а потом смягчившись добавил. – Я рад, что ты жив, изворотливая ты задница.
***
– Освальд! – Джим открыл дверь номера. – Ты уже…
Он запнулся и негромко закончил:
– Собрался.
Номер был пуст. Пуст, как все прежние комнаты, в которых он жил. Было здорово вернуться с новостями, с мыслью о том, что тебя встретят, но лучше бы он перестал забывать, с кем связался.
Поборов приступ тошноты, Джим прошел в ванную. На всякий случай, и, конечно же, там никого не оказалось.
– Твою же мать, Освальд, – выдохнул он, потирая лоб.
Ушел, и не просто ушел, но как выяснилось: прихватил с собой «беретту».
Джим аккуратно опустился на кровать, тщательно контролируя каждое свое движение. Он пытался не задохнуться от злости и обиды и злости, но выходило плохо.
Сколько он так просидел, разглядывая голые стены?
Когда он спустился вниз, владелец мотеля поманил его рукой.
– Твой дружок оставил послание. – Он потянулся к стопке писем и извлек конверт. Джим обнаружил внутри сложенную вдвое записку. Он отвернулся прочь от чужого взгляда, у него не было ни малейшего желания читать письмо. Захотелось скомкать его, разорвать, поджечь.
«Джеймс, мой дорогой друг, – писал Освальд, – я слишком далеко зашел, чтобы остановиться. Знаю, ты хотел пройти через наши злоключения вместе. Я и сам не мог бы желать большего. Сейчас больше всего на свете я жалею, что втянул тебя в мою авантюру. Но незаконченное дело требует решительных мер, и остается только надеяться, что ты не возненавидишь меня – не знаю, смогу ли жить с этим. Оставить то, над чем так упорно работал, я не в силах. Пожалуйста, пойми меня.
С искренней любовью и надеждой на новую встречу
Освальд Кобблпот».
Джим скомкал записку в кулаке.
С искренней. С любовью.
Это уже чересчур.
Джим решил, что убьет его при следующей встрече, и начал придумывать способы. Он остро ощущал необходимость поддержки. Возможности опереться на чужое мнение. А если откровенно – то шанса снять с себя ответственность.
У Освальда был собственный план, и если его разгадать, все кусочки мозаики встанут на место. У Освальда была жажда мести и возвышения. Был пистолет. А Джим запоздало понял, что даже выедающая внутренности пустота была ухвачена им случайно. Прицепилась к нему только потому, что он оказался поблизости от источника. Он покинул мотель. Попытался сбежать. Заметил что бежит, только когда дорога круто ушла вниз, и он едва не полетел на асфальт.
Центр «Багуа» было легко узнать по рекламной вывеске. Тот же круг из восьми держащихся друг за другом ладоней. В детстве Джим, как и многие мальчишки, был помешан на фильмах о кунг-фу. Техника багуачжан основывалась на постоянном круговом движении, бой был индивидуален, мечи длиннее. Джим всегда завидовал восточным мастерам, но сейчас, из-за угла наблюдая за дверью, перетянутой желтой лентой, он мог думать только об одном:
Следят ли люди Фальконе за центром?
Магазинчики чайна-тауна торговали традиционными петардами и шуршащими масками. С многочисленных витрин на Джима таращились бумажные морды расписных драконов. Квартал был куда оживленнее прочих улиц Готэма. Рядом с Джимом трудолюбивый старик мел улицу около своей сувенирной лавки, мешаясь под ногами прохожих. Чудь дальше девушка выставляла на прилавке череду красных конвертов – в этот раз китайский новый год начнется на три дня раньше обычного.
Нельзя просто стоять и ждать.
Старик, метущий улицу, подобрался ближе. Джим был на его пути, и китаец заворчал что-то оскорбительное. Можно было попытаться расспросить его, но Джим боялся привлечь лишнее внимание. Он поспешно отошел в сторону, разрываясь между стремлением немедленно действовать и желанием скрыться от чужих глаз.
Здравствуй, паранойя.
Руки в карманах сами собой сжались в кулаки.
Старик с метлой встретился взглядом с Джимом и вдруг подмигнул. Сморщенную щеку украшал свежий порез. Словно совсем недавно кто-то приставил нож к его лицу.
– Гордон? Пошли, – сказал он с сильным акцентом.
Неужели?
Ад, видимо, замерз, если ему начинает везти.
Китаец завел его в подворотню, толкнул дверь за мусорными баками, спугнув несколько кошек. Вдвоем они прошли через подсобку закусочной. Люди внутри не удостоили их вниманием, плиты шипели жиром, в котлах кипела вода.
– Не отставай, – приказал старик, когда Джим замешкался, столкнувшись с нагруженным посудомойщиком.
Лабиринт был нескончаем. Запахи сменялись с каждым новым помещением. Кислые и сладкие, едкие и терпкие. Проходы были тесными, и часто по ним спешили занятые работники.
– Послушайте, – не выдержал Джим, – куда вы…
Следующую дверь перед ним распахнули изнутри. Его рот раскрылся от удивления, его глаза расширились, узнавая приветствующего. Он вполне был уверен, что это какой-то фокус, розыгрыш, и он ждал, что в лицо его полетит горсть конфетти.
– Ты, – выдохнул он.
– Я, – улыбнулась Викки. – Жива и здорова. Не стой столбом, заходи.
@темы: слэш, фанфик, брачные игры пингвинов, УПГ