It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
Спросили у меня однажды: а где, собственно, слэш в этом фике... без понятия, может я вырезала все сцены БДСМ умышленно, чтобы позлить искушенных литераторов...вот уж не знаю...
поискать быЗа край.
POV Завулона
Антон, Завулон, упоминается Алиса/Игорь, и Костя. PG-15(за мат, и болезненность мыслей.) размер мини. Саммари: дуэль
Предупреждение: смерть персонажа
Время действия: постПД
Все права у Лукьяненко.
Как же нехорошо выходит, как же нехорошо. «Русалочка идет, а ножки колют других» – чушь, фальшь, бред! Это не путь Темных! Темные не будут изменять себя! Они не поменяют хвост на ноги! Они будут ждать этого от других. Смерть глупым принцам, жалким пустозвонам! В топку мерзко-наивную Русалочку! И пусть все кончится на орфейном кругу, сгниют лживые притчи, иссякнут роковые надежды!
Любви нет. Кому как не мне это знать? Я прожил больше двух тысяч лет, мой цинизм можно паковать в чемоданы и отправлять ближайшим рейсом в Иркутск.
Розовая молния на сером небе. Дождь льет уже час. Пора сворачивать мое мыслеизвержение.
Эй, Городецкий! Слышишь меня?
- Не должен.
Правильно, не должен - т.е. не обязан.
Знаешь легенду о блуждающем проклятии? Я стараюсь перекричать ливень. Куполов отрицания мы оба не держим, поэтому вымокли и замерзли. Силу бережем. Антом же у нас теперь Великий (ну может не у нас, а у Гесера) - вампирчик выпендрился перед смертью, чтоб запомнили… гад дохлый.
Вру. Лгу. Брешу (я Темный, мне простительно). Не из-за силы терплю дождь, дождь мне нравится. И Городецкий вот тоже тянется к нему.
Капли дождя об бетон, совсем как шуршание куртки Алисы, когда ее стягиваешь впопыхах - не то, что бы я торопился, просто заражался от ведьмочки молодым пламенем.
Городецкий не отвечает.
Воды в рот набрал?
Дозорный вытягивается в струну и часто дышит. Носом. Губы посинели от холода. Я почти вижу, как на втором слое сумрака по каналу связи текут советы Светлых.
Я тебе расскажу, а то вдруг ты не слышал. Хоть почерпнешь нечто новое. Перед своим концом.
Родила жена одного мельника двух детей: мальчика и девочку. Мальчик был Иным, а девочка – человеком. Ступил мальчик в сумрак и выбрал путь зла… Не потому, что был грубым и невоспитанным ребенком, а потому, что в этот момент защищал сестренку от шайки соседский оборванцев, и двигало им желание причинить ответную боль.
Когда они выросли, девочка влюбилась в молодого заезжего художника. А он возьми – и обмани ее. А любовь куда деть? Из сердца вырезать? Долго мучилась бедняжка, долго. А когда ее братец о предательстве прознал, наслал на незадачливого любовника проклятие, не смертельное, но очень витьеватое, с крючком на определенное чувство. Художник начал ощущать то же, что мучило глупую девчонку. Он не выдержал этого – пустота, боль, отчаянье – прыгнул со скалы и разбился о камни.
А скоро девочка мучиться перестала, вышла замуж за местного крестьянина и нарожала ему кучу детишек.
Понял, в чем мораль?
Мне вот интересно… Гесер и Инквизиция сейчас ломанулись в Архивы? Проверять эту легенду? Вдруг я чего-нибудь этакого зашифровал дозорному Городецкому…
- Любовь разной бывает, Темный. И короткой, и вечной.
Всетемнейший, мягко поправляю я, нет, мораль в том, Антон, что от чужой любви только одни неприятности. Бедняга художник, поясняю я и тихонько хихикаю, бедный ты.
Он смотрит, и не понимает. Конечно, он и предположить не может… подобное. Светлый.
Смеешься, Алиса? Я слышу твой смех. Все возвращается, все аукнеться. Не рой другому яму… выходит, мы, Темные, все поголовно самоубийцы? Все мы плохо закончим, но трагично и всегда красиво. Всегда.
Алиса, скажи, что мне делать? Умереть или убить его? Как ты решила этот вопрос, Аля, девочка моя, моя русалка?
Знаешь, в чем разница? В том, что Теплов тебя тоже любил.
Городецкий, зову его я, я тебя сейчас убью.
Он вскидывает голову, но ловит мой взгляд, и то, язвительное, стремящиеся сорваться с его губ, замирает и истлевает, как злость, полыхающая в его сердце, как ненависть. Теперь это растерянность. Она раздражает меня куда сильнее. Антон читает на моем лице жуткую решимость, и понимает, что это действительно конец. Такой конец, о котором буду сожалеть даже я. И вот теперь он боится, теперь он прощается.
Завулон, сожалеющий о предстоящем убийстве – есть чего испугаться.
Антон дышит уже ртом, щеки покрываются розовыми пятнами, глаза темнеют, руки сжимаются в кулаки.
- Да. – отзывается он. – Убьешь.
Тогда откажись. Безумная надежда мечется в моей груди, давит на ребра.
- Не могу.
Тогда выбирай заклинание.
- Чистая сила. Свет против Тьмы.
Я понимаю - так будет изящнее. Кто же не желает красиво умереть? Но с таким выбором… Светлые тоже самоубийцы. Антон, темнейший из светлых, его шансы равны нулю. Самый красивый и самый глупый выбор.
Молния – сигнал для нас.
Молния.
Моя Темная сила, как бурлящий поток, как вихрь черных перьев, сносит Городецкого на полметра, но он удерживается на ногах. Он сопротивляется. Его тусклый свет не теряет мощи, лишь разгорается ярче. Это все его решимость. Антон делает шаг навстречу.
А я замираю как вкопанный, мне не до лишних движений. За спиной разворачиваются тени. Ничего цветного, и не смотри назад, позади край всего. Могучий край, он сильнее и тебя и меня, сильнее того чувства, что я переживаю. Ты шагаешь ко мне, и я считаю шаги. Шесть, семь, восемь, все. Пропасть. Твои силы иссякли Антон, ты держался на упрямстве, но и ему придет конец. Многослойные тени искажают мое лицо. И ты скалишься, глядя на меня. Отвращение – незыблемое чувство, пришла его очередь помогать тебе.
Алиса. Заткни свою пасть.
Тени бьют в небо и под ноги, тени бьют во все стороны света. И все дрожит, и я счастлив, что кроме нас двоих здесь никого нет.
Лицо Антона бледнеет, или это отблеск его силы? Его Свет недолетает до меня, слишком далеко, он прошел слишком маленькое расстояние.
Даже жалко.
Шаг назад. Он делает шаг назад! К краю. Это все? Остался лишь этот путь, я буду смотреть, как он пройдет его. Его белые волны слабо, почти смешно ударяются в черные тени небес. Гремит гром, мне кажется, что звучит тихая музыка. Действительно, звучит: плеер Антона, вихрем прибитый к бордюру, совсем близко от меня. Что-то нелепое, иностранное, что-то приторно-веселое, не подходящее к моменту, и мне хочется выть от осознания. Ведь это действительно весело… тому, кто дергает за ниточки.
Губы Антона шевелятся, может быть, он также отсчитывает свои шаги к краю.
Протокол, протоколик, протоколюшка; закрываю глаза, чувствуя, что меня сейчас выдерет на собственные туфли.
Пролетели мы с тобой, Антоха, ой, пролетели, с войной этой никому не нужной, с интригами желейного вида, и с острой амнезией. Надо было учиться на прошлых ошибках.
Психогенный характер вегетативных-соматических расстройств при истерическом неврозе – вот держи, конверсия. Меня будто режет изнутри. Конверсия, еще раз говорю. Но не слышу.
Открываю глаза, и не нахожу Антона. Только призрачная фигура. Нет его на крыше! НЕТУ! Не хочу его видеть. Пусть идет уже.
Как.
За край?
Вкладываю в удар всю свою мощь, и пробиваю насквозь почти истлевшею, ушедшую в сумрак фигуру самого нужного мне Иного. Идиот.
Мою голову наполняет белый шум, сумрак, поглощающий Светлого Иного, до ужаса жаден. И он не отдает то, что забирает, никогда до конца; даже если Иного ревоплотить, сумрак все равно будет в нем, а он - в сумраке.
Les pensees!*
Где-то, - не в старом ли северном сердце? – в моем!**
И сам лечу вниз, сразу на шестой слой, и он жрет меня всего, я обессилел. Кто-нибудь меня здесь найдет, я ведь не навсегда ушел, пусть меня вытащат. Почти прошу, еще немного – и начну умолять.
Я лежу на мокрой траве, на шестом слое, и смотрю, как ко мне приближаются темные кроссовки Антона Городецкого. Один шнурок почти развязался, походка легкая, пружинистая. Он умер, он может идти дальше, сам ведь разрушил преграду, этот Венец Всего. Пиздец всего. Но он тут, рядом со мною. Почему я тут валяюсь, конверсия такая…
Что, Алис? Гипогликемия? У меня нарушение познавательной способности, чувство голода, изменение зрения, дезориентация. Все признаки истощения, если это не прекратить– я труп.
Кроссовки останавливаются у моего лица, и до боли ледяные руки подхватывают меня и выталкивают в реальность.
В реальности все еще шелестит плеер, и льет дождь. Я вдыхаю аромат жизни.
Кто-нибудь, я поднимаю вверх руку и шепчу помертвевшими губами, лекаря.
Конец.
* - Мысли! Бельг.
** -«Не знаю где» бельг. Поэзия, отрывок
поискать быЗа край.
POV Завулона
Антон, Завулон, упоминается Алиса/Игорь, и Костя. PG-15(за мат, и болезненность мыслей.) размер мини. Саммари: дуэль
Предупреждение: смерть персонажа
Время действия: постПД
Все права у Лукьяненко.
Как же нехорошо выходит, как же нехорошо. «Русалочка идет, а ножки колют других» – чушь, фальшь, бред! Это не путь Темных! Темные не будут изменять себя! Они не поменяют хвост на ноги! Они будут ждать этого от других. Смерть глупым принцам, жалким пустозвонам! В топку мерзко-наивную Русалочку! И пусть все кончится на орфейном кругу, сгниют лживые притчи, иссякнут роковые надежды!
Любви нет. Кому как не мне это знать? Я прожил больше двух тысяч лет, мой цинизм можно паковать в чемоданы и отправлять ближайшим рейсом в Иркутск.
Розовая молния на сером небе. Дождь льет уже час. Пора сворачивать мое мыслеизвержение.
Эй, Городецкий! Слышишь меня?
- Не должен.
Правильно, не должен - т.е. не обязан.
Знаешь легенду о блуждающем проклятии? Я стараюсь перекричать ливень. Куполов отрицания мы оба не держим, поэтому вымокли и замерзли. Силу бережем. Антом же у нас теперь Великий (ну может не у нас, а у Гесера) - вампирчик выпендрился перед смертью, чтоб запомнили… гад дохлый.
Вру. Лгу. Брешу (я Темный, мне простительно). Не из-за силы терплю дождь, дождь мне нравится. И Городецкий вот тоже тянется к нему.
Капли дождя об бетон, совсем как шуршание куртки Алисы, когда ее стягиваешь впопыхах - не то, что бы я торопился, просто заражался от ведьмочки молодым пламенем.
Городецкий не отвечает.
Воды в рот набрал?
Дозорный вытягивается в струну и часто дышит. Носом. Губы посинели от холода. Я почти вижу, как на втором слое сумрака по каналу связи текут советы Светлых.
Я тебе расскажу, а то вдруг ты не слышал. Хоть почерпнешь нечто новое. Перед своим концом.
Родила жена одного мельника двух детей: мальчика и девочку. Мальчик был Иным, а девочка – человеком. Ступил мальчик в сумрак и выбрал путь зла… Не потому, что был грубым и невоспитанным ребенком, а потому, что в этот момент защищал сестренку от шайки соседский оборванцев, и двигало им желание причинить ответную боль.
Когда они выросли, девочка влюбилась в молодого заезжего художника. А он возьми – и обмани ее. А любовь куда деть? Из сердца вырезать? Долго мучилась бедняжка, долго. А когда ее братец о предательстве прознал, наслал на незадачливого любовника проклятие, не смертельное, но очень витьеватое, с крючком на определенное чувство. Художник начал ощущать то же, что мучило глупую девчонку. Он не выдержал этого – пустота, боль, отчаянье – прыгнул со скалы и разбился о камни.
А скоро девочка мучиться перестала, вышла замуж за местного крестьянина и нарожала ему кучу детишек.
Понял, в чем мораль?
Мне вот интересно… Гесер и Инквизиция сейчас ломанулись в Архивы? Проверять эту легенду? Вдруг я чего-нибудь этакого зашифровал дозорному Городецкому…
- Любовь разной бывает, Темный. И короткой, и вечной.
Всетемнейший, мягко поправляю я, нет, мораль в том, Антон, что от чужой любви только одни неприятности. Бедняга художник, поясняю я и тихонько хихикаю, бедный ты.
Он смотрит, и не понимает. Конечно, он и предположить не может… подобное. Светлый.
Смеешься, Алиса? Я слышу твой смех. Все возвращается, все аукнеться. Не рой другому яму… выходит, мы, Темные, все поголовно самоубийцы? Все мы плохо закончим, но трагично и всегда красиво. Всегда.
Алиса, скажи, что мне делать? Умереть или убить его? Как ты решила этот вопрос, Аля, девочка моя, моя русалка?
Знаешь, в чем разница? В том, что Теплов тебя тоже любил.
Городецкий, зову его я, я тебя сейчас убью.
Он вскидывает голову, но ловит мой взгляд, и то, язвительное, стремящиеся сорваться с его губ, замирает и истлевает, как злость, полыхающая в его сердце, как ненависть. Теперь это растерянность. Она раздражает меня куда сильнее. Антон читает на моем лице жуткую решимость, и понимает, что это действительно конец. Такой конец, о котором буду сожалеть даже я. И вот теперь он боится, теперь он прощается.
Завулон, сожалеющий о предстоящем убийстве – есть чего испугаться.
Антон дышит уже ртом, щеки покрываются розовыми пятнами, глаза темнеют, руки сжимаются в кулаки.
- Да. – отзывается он. – Убьешь.
Тогда откажись. Безумная надежда мечется в моей груди, давит на ребра.
- Не могу.
Тогда выбирай заклинание.
- Чистая сила. Свет против Тьмы.
Я понимаю - так будет изящнее. Кто же не желает красиво умереть? Но с таким выбором… Светлые тоже самоубийцы. Антон, темнейший из светлых, его шансы равны нулю. Самый красивый и самый глупый выбор.
Молния – сигнал для нас.
Молния.
Моя Темная сила, как бурлящий поток, как вихрь черных перьев, сносит Городецкого на полметра, но он удерживается на ногах. Он сопротивляется. Его тусклый свет не теряет мощи, лишь разгорается ярче. Это все его решимость. Антон делает шаг навстречу.
А я замираю как вкопанный, мне не до лишних движений. За спиной разворачиваются тени. Ничего цветного, и не смотри назад, позади край всего. Могучий край, он сильнее и тебя и меня, сильнее того чувства, что я переживаю. Ты шагаешь ко мне, и я считаю шаги. Шесть, семь, восемь, все. Пропасть. Твои силы иссякли Антон, ты держался на упрямстве, но и ему придет конец. Многослойные тени искажают мое лицо. И ты скалишься, глядя на меня. Отвращение – незыблемое чувство, пришла его очередь помогать тебе.
Алиса. Заткни свою пасть.
Тени бьют в небо и под ноги, тени бьют во все стороны света. И все дрожит, и я счастлив, что кроме нас двоих здесь никого нет.
Лицо Антона бледнеет, или это отблеск его силы? Его Свет недолетает до меня, слишком далеко, он прошел слишком маленькое расстояние.
Даже жалко.
Шаг назад. Он делает шаг назад! К краю. Это все? Остался лишь этот путь, я буду смотреть, как он пройдет его. Его белые волны слабо, почти смешно ударяются в черные тени небес. Гремит гром, мне кажется, что звучит тихая музыка. Действительно, звучит: плеер Антона, вихрем прибитый к бордюру, совсем близко от меня. Что-то нелепое, иностранное, что-то приторно-веселое, не подходящее к моменту, и мне хочется выть от осознания. Ведь это действительно весело… тому, кто дергает за ниточки.
Губы Антона шевелятся, может быть, он также отсчитывает свои шаги к краю.
Протокол, протоколик, протоколюшка; закрываю глаза, чувствуя, что меня сейчас выдерет на собственные туфли.
Пролетели мы с тобой, Антоха, ой, пролетели, с войной этой никому не нужной, с интригами желейного вида, и с острой амнезией. Надо было учиться на прошлых ошибках.
Психогенный характер вегетативных-соматических расстройств при истерическом неврозе – вот держи, конверсия. Меня будто режет изнутри. Конверсия, еще раз говорю. Но не слышу.
Открываю глаза, и не нахожу Антона. Только призрачная фигура. Нет его на крыше! НЕТУ! Не хочу его видеть. Пусть идет уже.
Как.
За край?
Вкладываю в удар всю свою мощь, и пробиваю насквозь почти истлевшею, ушедшую в сумрак фигуру самого нужного мне Иного. Идиот.
Мою голову наполняет белый шум, сумрак, поглощающий Светлого Иного, до ужаса жаден. И он не отдает то, что забирает, никогда до конца; даже если Иного ревоплотить, сумрак все равно будет в нем, а он - в сумраке.
Les pensees!*
Где-то, - не в старом ли северном сердце? – в моем!**
И сам лечу вниз, сразу на шестой слой, и он жрет меня всего, я обессилел. Кто-нибудь меня здесь найдет, я ведь не навсегда ушел, пусть меня вытащат. Почти прошу, еще немного – и начну умолять.
Я лежу на мокрой траве, на шестом слое, и смотрю, как ко мне приближаются темные кроссовки Антона Городецкого. Один шнурок почти развязался, походка легкая, пружинистая. Он умер, он может идти дальше, сам ведь разрушил преграду, этот Венец Всего. Пиздец всего. Но он тут, рядом со мною. Почему я тут валяюсь, конверсия такая…
Что, Алис? Гипогликемия? У меня нарушение познавательной способности, чувство голода, изменение зрения, дезориентация. Все признаки истощения, если это не прекратить– я труп.
Кроссовки останавливаются у моего лица, и до боли ледяные руки подхватывают меня и выталкивают в реальность.
В реальности все еще шелестит плеер, и льет дождь. Я вдыхаю аромат жизни.
Кто-нибудь, я поднимаю вверх руку и шепчу помертвевшими губами, лекаря.
Конец.
* - Мысли! Бельг.
** -«Не знаю где» бельг. Поэзия, отрывок
@темы: зава, фанфик, Городецкий
-
-
10.09.2013 в 14:56-
-
10.09.2013 в 16:44