It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
история моей жизни: - Ватсон, я смотрю вы сегодня случайно вляпались левым ботиков в дерьмо? - А вот тут-то ваш дедуктивный метод вас и подвел, Холмс! Я в него специально наступил.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
хосспади, ну я и балбес. так фапала на гиллена, что заметила Каллума только со второго раза. прекрасный Каллум Кит Ренни из Батлстар Галактика и Калифорникейшена играет в Dice! и как играет...
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
...все мы немного сумасшедшие. он прислал ему бутылку виски. и он найдет его рано или поздно, потому что список не закончен. А нет ничего более разрушающего порядок и гармонию, столь любимую им, чем незавершенность. На самом деле, но только - тссс, это секрет - он лишь учится. Он так гордится своими успехами, что даже кулак, врезающийся в ребра не может помешать ему демонстрировать свое умственное превосходство. Да, он только учится, но уже считает себя виртуозным игроком. Может быть однажды самоуверенность подведет его, но это будет так нескоро, ведь рядом только номер шесть и его бутылка виски, с ним еще можно сыграть. Надломленный номер шесть.
Если тебя послали на хуй, самое простое , что можно сделать - оскорбиться и обидеться. А можно еще пострадать о несправедливости мира и грубости окружающих. Но можно, к примеру, вежливо предложить пославшему прогуяться вместе, по дороге, беседуя о Фоме Аквинском и музыке группы Queen, или поинтересоваться, как же там, в этом "на хуй" ведь раз он туда так уверенно посылает, значит, наверняка, побывал там до тебя. Кроме того, можно сказать ему, что с твоей-то харизмой и пассионарностью, самое оно возглавить движение "идущих на хуй" и предложить ему вступить в нескромные ряды, разумеется за умеренный (тут полагается сделать особое двжение бровями которое изобразит сарказм относительно слова "умеренный") членский взнос. Потому что в ближайшее время ходить на хуй в хорошей компании станет модным трендом и не так-то просто будет это сделать в VIP-зоне. И много что еще можно сказать. Но еще лучше вообще ничего не говорить. Можно сходить на хуй, получить кайф, а после сигарету, стакан хорошего виски и массаж ступней. И радоваться что ты на хуй ходишь регулярно, комфортно и с удовольствием , а кто-то только и делает что дает остальным рекомендации как туда добраться.
If life gives you lemons - make yourself some tequila.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
Как я встала на сторону мирового зла? С чего началось мое увлечение слэшем? Думаю, причина у меня была самая благородная) я просто сильно любила Снейпа. И люблю до сих пор. я не чокнутая снейпоманка, это прекрасно видно по моему дневнику, но порой мне кажется, что дорогой профессор вложил в мое воспитание больше чем папа с мамой. так вот, в том юном возрасте, а было это пять лет назад, я перенесла чудовищное горе - выход 7 книги. Мое негодование, разочарование в слащавых сахарный героях было столь велико, что я залезла в интернет, ища поддержку, чего не делала, читая все предыдущие 6 книг. И наткнулась на странное слово: "фанфикшен". Я с блеском в глазах принялась читать снэвансы и снейджеры, все надеясь, что хоть у кого-то на страницах Снейп обретет свое заслуженное счастье. да-да, я была так романтична. и чем больше я читала, тем усерднее искала все новые и новые фики. Но сколько я не билась башкой о клавиатуру, профессор, обретая домашний очаг, кучу детишек, прощение и заслуженный Орден Мерлина в кипе с милой и доброй очень сексуальной женой, все не хотел становиться счастливее. Я чувствовала фальшь. Конечно, я натыкалась на слэш. И первый мой опыт стал снейпоблеком. Плевалась я долго и упорно. Сама идея была мне возмутительна, и больше я не бралась за фики с тегом м/м. Но однажды я прочитала поразительно красивый джен, где взрослый Поттер приводит младшего сына к заброшенному дому Снейпа. кажется, это был "Альбус-Северус в Тупике Прядильщика", и эмоции адекватного сожалеющего Гарри заставили меня, откровенно говоря, прослезиться. да, была я очень романтична) И я подумала: а Поттер-то может быть нормальным... И вспомнила про заветный тег. И, предварительно выпив валидолу) я прочитала снарри. и в этот ХЭ для Снейпа я поверила. И началась эпоха пейринга номер один... А потом... потом, блуждая по сети, я наткнулась на творчество Макса и Яноша. Я просто очень везучий человек. фик тот был с редким пейрингом, но так я поняла, что слэш может быть лучше гета, верибельнее, чище, красивее. И далее были Дозоры, спасибо Мороку, и эпоха Британских сериалов. Чем дальше в лес... как говорится... может быть свою роль сыграл дух противоречия, но теперь я тут. я слэшер. Я не люблю, когда один красивый мальчик трахает другого красивого мальчика, я не люблю смотреть на фото где сосутся смазливые модельки, мне нужна история, и мне нужна психологическая травма героя: Кирк сражается с непробиваемой логикой Спока? - хорошо. Янг и Раш вечно на ножах? - прекрасно Светлый не верит Темному? - исправим Слешеры все исправят. слешеры знают способ) волшебный способ: "потрахайтесь уже"))) Но это я, конечно, шучу.
читать дальшеСерым ноябрьским вечером я захожу в придорожный пропахший дымом паб. Заказываю скотч, закуриваю и оглядываюсь. Ничего общего с теми милыми семейными заведениями, где на столах клетчатые скатерти, а официантку по имени Люси не трахнул разве что престарелый транс. Здесь пахнет кожей, чем-то влажным, сладковатым, барная стойка слегка липкая, и я стараюсь держать фото на весу.
Барменша берет карточку и с кривоватой ухмылкой вглядывается в задумчиво-скорбное лицо Гленна Тейлора.
- Твой приятель?
Я на секунду прикрываю глаза, избегая ответа.
- Могу спросить у Джима, он держит заправку недалеко отсюда, и она единственная на много миль вокруг. Если твой дружок проезжал, он должен был заглянуть туда.
Благодарно улыбаюсь, втягивая в легкие сизый дым, но барменша не спешит выполнять свое обещание. Должно быть, ее настораживает мой внешний вид. Хотя с чего бы… я мало чем отличаюсь от здешних посетителей.
- Вы что, коп? У меня нюх на копов.
- Нет, – отвечаю я. И ведь уже не вру.
Джим – седеющий водила байка с парой наколок и с запахом дешевого одеколона - берет у меня фото и щурится.
- Что-то не признаю. Может, был, а может, не был.
Денег ждет.
Моя милая тоненькая ниточка, мой хороший Джим-владелец заправки, посмотри в мои глаза, да, вот так, я сломаю тебе пальцы на руках, если ты сейчас не откроешь свой паршивый рот.
- Хотя постойте, вроде вспомнил. Вчера, ну как есть, вчера проезжал один, только в темных очках был, поэтому я и не признал сразу. Я еще удивился, на хрен ему очки в ноябре. Весь из себя такой ладный, вежливый. Заплатил мне… больше.
Я втягиваю никотиновый дым, и сигарета догорает до фильтра.
- Да, Гленн всегда очень мил с людьми, этого у него не отнять, – улыбаюсь я и чувствую, что еще одна такая улыбка – и местные пойдут на меня с факелами и вилами. – Он что-нибудь говорил о своей поездке? Упоминал, куда направляется?
Джим качает головой, выпячивая нижнюю челюсть, совсем как какой-то австралопитек.
- Жаловался на то, что дороги плохие, и что устал он. Не знаю, куда отправился, но я посоветовал ему «Желтый рог». Это наш мотель .
Наверное, Джим замечает, как трясется моя рука, держащая фотографию, так что он спешит удалиться, а я покупаю полную бутылку, выхожу на улицу, ежусь от холода и медленно выдыхаю, стараясь успокоиться. Сейчас. Сейчас, Гленн.
Снег забивается мне за воротник, пока я пытаюсь открыть дверцу машины, но мне все равно. У меня есть адрес «Желтого рога».
Неоновая вывеска мотеля мигает и потрескивает, я паркуюсь, на удачу бросаю игральную кость и, оставляя в салоне пустую бутылку, иду на ресепшен. Там, конечно, никого нет, слишком поздно для того, чтобы дежурить. По старому радиоприемнику раздается тихий голос Роберта Планта, и сквозняк шуршит бумагами. Я ударяю по колокольчику и прислушиваюсь.
Хозяин появляется через минуту, он одет в забавный свитер, и, несмотря на средний возраст гордо демонстрирует многообразие пирсинга на обветренном лице.
Я быстро показываю документы, так, чтобы он не заметил, что они уже год как никуда не годятся, и достаю все ту же замусоленную фотографию.
- Странно, - жалуется хозяин, этот парень показался мне таким…
Милым. Вежливым. Дружелюбным. Располагающим.
- Он что-то натворил?
- Свидетель, - объясняю я, стараясь быть максимально немногословным. Мне кажется, что от меня так разит алкоголем, что эта вонь стала моей второй тенью. – Ключ.
И мне в руку вкладывают старомодный ключ с деревянным брелоком. Словно наступило гребанное Рождество.
Я бесшумно ступаю по тропинке к пятому домику, встаю на крыльцо и различаю невнятное бормотание телевизора. Мне мерещиться дыхание Гленна, стук его сердца, шорох его волос по подушке, когда он поворачивается, чувствуя мое появление.
Мягко вставляю ключ и поворачиваю. Простое действие, но я едва не получаю инсульт от напряжения, сердце бешено стучит о ребра, и Гленн не может этого не услышать.
Господи, я открываю дверь.
Если кто-то думает, что у меня есть четкий план – то это большое преувеличение. Все, что у меня есть: наручники, кляп, предвкушение и гребаная старая фотокарточка.
Половицы нещадно скрепят под моими ботинками. В волосах тает снег , и капли оглушительно взрываются у моих ног. Я сглатываю и оглядываюсь.
Гленн лежит на кровати.
Он спит. Он беззвучно дышит, положив под голову согнутую в локте руку. Он без ботинок, но в носках. Вид его светлых носков взрывает меня ко всем чертям. Взрывает даже сильнее, чем алая задравшаяся на животе рубашка.
Я не знаю, что я чувствую.
Я знаю, что я чувствую. Я, наверное, люблю его.
Передо мной Гленн Тейлор, беззащитный, тонкий, охуительно прекрасный, а во мне – литр самого дешевого пойла. Я понимаю, что мне хочется поссать. И закурить. И выстрелить Гленну в лицо. Но давайте будет реалистами – у меня нет оружия. Только кляп и наручники. И все это надо использовать по назначению. И быстро. Может быть, вам интересно, зачем мне кляп...
Может быть, я трус и ничтожество, всеми конечностями цепляющееся за свою серую жизнь, но все дело в том, что я видел их: двух маленьких девочек, застреленных собственным отцом. Он души в них не чаял, но все-таки не опустил дробовик.
Небольшое отступление: Гленн Тейлор может поговорить с вами пять минут, и потом вы пойдете убивать собственную мамочку.
Нельзя позволить Гленну открыть свой рот. Я знаю. Я же вижу. Его тонкие губы. И глаза.
Глаза.
Твою мать.
Я прыгаю вперед, и прежде чем Гленн успевает среагировать, бью его в челюсть. Его старая трещина на нижней губе снова лопается, окрашивая рот в алый, так красиво гармонирующий с ярким цветом рубашки. Я любуюсь им. Конечно, я им любуюсь. Я хочу его убить, он самое совершенное чудовище. Никто во всем мире не знает, кто такой настоящий Гленн Тейлор. Я щелкаю наручниками, приковывая его к кровати, потому что я не знаю, кто он. Что он такое. Идеальная комбинация ума и жестокости.
Я уже говорил, что общался с ним? Я заражен, как и все остальные его жертвы. Только к большому моему сожалению, я остался жив. Что ж я не сдох-то?.. Он заразил меня. Я болен им. Я проклят.
Настало время исправлять наши ошибки.
Гленн вяло сопротивляется, он дезориентирован, и несколько секунд смотрит мне в лицо, пытаясь узнать, щурясь, сглатывая кровь.
Я сажусь на кровать и слышу его спокойное:
- Плохо выглядишь. Заболел?
Я и не знал, что почти забыл, как звучит его голос. Мягкий ирландский акцент, насмешливые нотки.
- Я думал, ты уже не придешь. Что ж ты тянул, я соскучился.
Я сильно сжимаю его нижнюю челюсть и целую в приоткрывшийся в удивлении рот. Может быть я хочу доказать, что все-таки умею целоваться, чтобы он ни говорил, поэтому поцелуй выходит долгим и изматывающим. По крайней мере я медленно умираю без воздуха на его губах. А ему – хоть бы что. Насмешливо кривится, сверкая исподлобья холодными темно-голубыми глазами.
- Так и не научился, да? – спрашивает он, когда я отстраняюсь, пытаясь взять под контроль растекающийся поток несвязных мыслей.
Я затыкаю Гленну рот и, шатаясь, ищу дверь в ванну. Хорошо, вот она. По окончании процесса ловлю свое отражение в зеркале. Я ужасен. Куда делся тот внимательный холеный детектив из большого города? Теперь я небритый монстр в грязной одежде с прозрачным голодным взглядом. Нельзя болеть человеком, не зная, кто он на самом деле. Никогда не пытайтесь.
Гленн с интересом наблюдает за мои «триумфальным» возвращением. Ему ни черта не страшно, но видно, что он злится. Что ж, я бы тоже злился, столкнувшись с таким придурком.
Я переворачиваю Тейлора на живот, при этом его руки выворачивает, и он шипит, проклиная мою тупость.
Да, я ужасно… катастрофически глуп. Я искал тебя, я рыл носом землю, я записал себя в сумасшедшие и потерял всех друзей и родных, но так и не понял, чего больше хочу: отомстить тебе или позволить закончить начатое: уговорить меня сдохнуть. Я спившийся неудачник. Не жди от меня правильных решений.
О, да, я не просто неудачник. Я эпический неудачник. Я выжрал столько виски, что едва ли у меня встанет. Я не могу даже трахнуть тебя, видишь?
Отодвинувшись, я провожу пальцами по его шее до линии роста волос. У него мягкие чуть вьющиеся на кончиках темные волосы, а кожа белая и теплая, и пахнет лилиями, ладаном и мускусом. Долбанный падший ангел.
Задираю его рубашку еще выше и оглядываю напряженно сведенные лопатки, линию позвоночника, прогиб и все такое. У него нет родинок, и, чтобы удостовериться в теплоте его тела, я кладу ладонь на его спину. Гленн что-то мычит – осуждает, видимо. Будто бы мне есть дело. Я уже потерян для общества, все бесполезно. Я убью и его, и себя, я готов, и это приятно до боли. Такой вот сопливый реквием по моей душе.
Приподняв его за пояс, я нащупываю ширинку и тяну вниз металлический язычок. Ни с чем несравнимый звук, я готов рыдать и клясться в любви до гроба.
Обнажив его, оставив только чудовищно милые белоснежные носки, я просто ласкаю его, ожидая, когда же организм очнется от алкогольной комы. Было бы гораздо проще трахнуть его сразу. Избить и, не давая прийти в себя, отыметь, причиняя заслуженную боль. Но я ведь уже упоминал, что я гребанный неудачник? Я не смогу возбудиться, превращая это красивое тело в кусок мяса. И вместо того, чтобы разукрасить его синяками, я поглаживаю его бедра и ягодицы, целую в шею и поясницу. Гленн лежит, притихший, думает: какого черта? Думает: как бы так вывернуться и сломать мне шею своими ногами.
Воображаемая картинка его ног, сжимающих мое тело, наконец-то приводит мой организм в надлежащее состояние. Ощущая перемену в моем поведении, Гленн брыкается и пытается что-то сказать. И мне хочется услышать его голос, как иногда хочется, перегнувшись через парапет, посмотреть на пропасть, или приставить дуло к виску и вообразить, что пистолет заряжен. Я тянусь к ремешку кляпа и отстегиваю его одним легким движением.
- Ты когда-нибудь трахался с мужиком? – спрашиваю я. Это все, на что у меня хватает воздуха, мой член скользит по его ягодицам.
- Разве ты не хочешь перевернуть меня? Увидеть мое лицо? – невнятно спрашивает Гленн, сглатывая скопившуюся слюну.
«Все, что я хочу, у меня уже есть», - думаю я, растягивая брюки. С удивлением замечаю, что его кожа покрывается мурашками. Это так… забавно. И если бы на его месте был любой другой человек, то по участившемуся дыханию, по вздохам и жару я понял бы, что мое желание взаимно. Но беда была в том, что я слишком хотел, чтобы это было правдой, и Гленн это знал.
Я развожу его ягодицы, прицеливаюсь и плюю. Гленн ругается отборной бранью, но не пытается отстраниться. Одного пальца вполне достаточно; надеюсь, ему будет больно.
Гленн Тейлор, тот, который еще не был подозреваемым номер один, сносил мне башню единственным взглядом, сейчас же я понимаю, что такое медленная смерть. Входить трудно. Но, не обращая внимания на вскрики, я ввожу в него член до предела и замираю, разглядывая разноцветные мушки, пляшущие перед глазами. Последние связные мысли покидают меня, небо меняется местами с землей, и кожа моя горит. А Гленн выворачивает голову, и я двигаясь в нем, по левой половине его лица могу разглядеть, как изгибаются его губы, как раздуваются ноздри, и как широко распахнуты глаза.
Я вбиваюсь в него, и он движется мне на встречу. На его коже быстро появляются синяки от моих пальцев, и мне почти жаль, что я испортил его совершенный вид.
Я слышу, как в его стонах четко дозированно проявляется наслаждение. Это прием, и это не по-настоящему, я же не настолько туп, чтобы не понимать, но через некоторое время, когда наши голоса сливаются в унисон и он называет меня «Питером», я почти чувствую фантомный удар под дых, я сжимаюсь и даже ломаю ритм.
Он смеется.
Он смеется сквозь хриплое дыхание, натягивает руки до предела, будто пытаясь выскользнуть из металлических колец, и смеется надо мной. Я несильно шлепаю его во взмыленному затылку. Шутник.
Кончаю в него, падаю сверху и долго лежу на нем, уткнувшись потным лбом в его плечо. К сожалению, я не могу лежать так вечно. Может быть в каком-то идеальном мире я пришит к нему грубой ниткой и этим счастлив.
Отталкиваюсь и скатываюсь на свободное место.
Гленн переворачивается и морщится. Он лежит на пятнах собственной спермы, она же разводами украшает его впалый живот.
- Ты не мог бы? – говорит он.
Я медленно снимаю со второй подушки простыню и протираю тканью каждое пятно на его коже. Гленн не спускает с меня глаз, и это тоже весьма неплохо.
И тогда открывается дверь.
Хозяин мотеля пропускает в номер холодный ветер, и я чувствую дуновение мокрой горячей кожей, Гленн ежится и поджимает искусанные губы.
- Я… слышал. Стучался, вы не… - мямлит бледный как смерть хозяин… - не отвечали. Детектив?
Хорошенькое мы сейчас производим впечатление. Я открыто улыбаюсь и перевожу взгляд на Гленна, мы замираем так, глаза в глаза, а потом Гленн, пристегнутый к кровати, Гленн с разбитой губой и с кровью, залившей простыню там, где его лицо соприкасалось с тканью, спокойно говорит:
- Патрик, кажется, мы забыли про табличку «не беспокоить»…
Я киваю.
Хозяин бормочет извинения и исчезает.
Я падаю на подушку и смотрю в потолок. На нем большая трещина.
Я опустошен и спокоен.
- Спи, – разрешает Гленн, двигаясь, на сколько позволяют наручники. Запястья у него красные, воспалённые, но мне все равно. И ему, похоже, тоже. Все-таки он тот еще псих.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
Вот зачем так делать, а? неприятно же. Особенно если учесть, что мы обе подписаны на этого человека, и я тоже вижу его во фрэндленте... в душу-то плевать не надо, все же идея-то была моя. кто надо, тот может поймет
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
Ну наконец-то мне приснился сон!!! И то, что это был полноценный такой Патрик/Гленн рейтинг R-не закончен - вообще здорово. Вот нашла отрывок из Dice? ибо сам фильм едва ли кто-то посмотрит, но полюбоваться на мозговыносящий пейринг можно и таким образом. Как жеж Гленн его клеит, мамочки мои,.. а Патрик держится, молодец, я его стала уважать.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
"В учебнике по ЗоТС для шестого курса написано, что одним из признаков нахождения человека под «Империо» является его неспособность логически объяснить свои действия. Министерские чиновники, которые давали интервью «Ежедневному пророку», в полной мере демонстрировали эту неспособность."(с) - Шестнадцать тонн.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
ну вот. еще один сериал в список шедевров, закрытых из-за тупоголовости большинства любителей попялиться в ящик с бутылкой пива. ряды Светлячка, СГЮ и Торна пополнило таки Установление личности. Грустно, люди, грустно. а ведь в этом сериале я нашла гетное ОТП. и оно всего лишь четвертое по счету. В отличае от слэшных пар, которые полгода назад у меня было около 28. и все благодаря Килли Хоуз, более известной в народе как Алекс Дрейк. Не буду упоминать, как долго я плевалась, пытаясь смотреть Прах к праху, но к третьему сезону я стала находить Алекс вполне себе ничего такой) и вот в Установлении личности она снова меня покорила. прекрасная женщина.
Для Paula, Фил/Торн, "Да пошел ты!", PG-13 534 слова- Спасибо, Фил! – Том как ужаленный вскакивает с кресла, кивает ему, и бросается к двери. В кабинете Фила темно, в такое время в море остается только сторож, и иногда сам Фил – вот как сейчас, ломая голову над очередным запутанным делом, над очередной необъяснимой смертью. Он всегда находит причину. Он знает, что рано или поздно докопается до того, из-за чего остановилось сердце человека, пусть и проведет много часов склонившись над телом, по локоть в не самых приятных вещах. Он уже должен бы научиться спокойно относиться к подобному – потребительскому – отношению Торна. Иногда Филу кажется, что тот приходить к нему исключительно за информацией, а вовсе не потому, что заботиться о том, что происходит в жизни Фила. - И это все? – Фил старается, чтобы его голос звучал насмешливо, а не уязвленно. После долгого выматывающего дня, после пропитывающего, кажется, даже внутренности запаха смерти, ему очень хотелось просто поговорить, выпить, расслабиться. Он и позвал Тома для этого, а взамен – очередное дело, очередное озарение, которое не может подождать до утра. - Фил… - На лице Торна смесь нетерпения и сожаления, - я должен вернуться в участок… - Полпервого ночи, Том! – Фил морщиться, слыша как жалко звучит его голос, - кого ты надеешься там найти? Все давно уже спят! Твой маньяк никуда не денется до утра! – «А ты мне так нужен сейчас», - он не произносит этого вслух. - Я должен что-то сделать! Раз мы знаем, что девушка умерла от… - Том не успевает договорить. Бутылка кьянти врезается в стену рядом с ним, разлетаясь на мелкие осколки, и забрызгивая бледно-зеленые стены кабинета и белоснежную рубашку Тома темно-вишневой жидкостью. - Да пошел ты! - Выкрикивает Фил, сжимая кулаки. Все напряжение, копившееся в нем за эти долгие недели, кажется, выплескивается вместе с дорогим вином, собирающимся лужицей на полу. – Я больше не собираюсь быть твоей собачкой, Том! Ты приходишь, когда тебе нужна информация, тебе наплевать на то, что нужно мне! Вали! Убирайся отсюда к чертям! Том какое-то время просто смотрит на него, на то, как судорожно он дышит, какдвигается его кадык, когда он сглатывает и отворачивается, вцепляясь пальцами в край стола. Том подходит к нему и кладет руки на плечи, разворачивая Фила лицом к себе. Он наклоняется к нему, мягко качаясь губами мочки уха, и тихо произносит: - Прости. А потом находит чуть подрагивающие губы Фила и целует их, осторожно, успокаивающе, пробуя их на вкус. Фил выдыхает, прижимаясь к нему всем телом, притягивая Тома ближе в поцелуй, настойчиво углубляя его. Его пальцы ласкают затылок Тома, чуть сжимают его шею, и спускаются ниже, очерчивая ключицу. Том отстраняется. - Я вернусь через несколько часов. – Он бросает быстрый взгляд на осколки на полу. – С бутылкой лучшего кьянти, если ты пообещаешь больше не бросаться ей в стену, хорошо? Фил недовольно поджимает губы, но кивает. - Если ты скажешь хоть слово о работе, то следующая бутылка полетит тебе в голову, - говорит он. Том улыбается и проводит подушечкой большого пальца по нижней губе Фила, тот задерживает дыхание и игривым движением проводит по нему языком. Том отдергивает руку, не уверенный, что еще через несколько секунд сможет заставить себя уйти и резко разворачивается, выходя из кабинета. Фил проводит пальцами по губам, пытаясь уловить послевкусие поцелуя, и со вздохом идет за тряпкой, чтобы убрать с пола осколки и скоротать время до возвращения Тома.
It is up to all of us to become His moral superior (с) Vetinari
немного о британской голосовалке. бен vs теннант хиддл vs рикман. я проголосовала. и не сомневалась ни секунды. мне понятно, почему я так шустро прыгаю с фандома на фандом. сейчас все такое красивое яркое. быстро потухнет. для меня уже потухло, если честно. так что Теннант и Рикман. без вариантов.